Михайловский театр
«Мне хочется привнести в танец запах жасмина, моря и апельсинов» — хореограф Начо Дуато
17 октября 2012
Интервью
«Мне хочется привнести в танец запах жасмина, моря и апельсинов» — хореограф Начо Дуато
Приход испанского хореографа Начо Дуато на постоянную работу в российский Михайловский театр в 2011 году стал сенсацией. Теперь художественный руководитель балета театра основательно обжился в Петербурге, и можно подвести некоторые итоги дерзкого эксперимента по прививанию современного танца к нашему классическому древу. О том, как знаменитый постановщик ощущает себя в России и каких балетов нам ждать, НАЧО ДУАТО рассказал корреспонденту РБК daily МАЙЕ КРЫЛОВОЙ.
— В конце года Михайловский театр покажет премьеру вашего балета «Ромео и Джульетта». Расскажите об этом спектакле.
— Я очень люблю музыку Прокофьева, это одна из лучших партитур в мире. Я сделал этот балет в 1999 году, в Михайловском театре будет та же версия, но переработанная, ведь тогда у меня была труппа в 20 человек, а в Петербурге большая. Нужно адаптировать балет к этой сцене. И поставить танцы для прекрасных российских танцовщиков — Натальи Осиповой и Ивана Васильева, Леонида Сарафанова и Олеси Новиковой. В спектакле, возможно, будут участвовать и приглашенные звезды — Полина Семионова и Марсело Гомес. Сценографию создаст Джаффар Чалаби, мой давний соратник. Костюмы (они будут более красивыми и богатыми, чем прежде) сделает Ангелина Атлагич — она работала со мной над балетом «Спящая красавица».
Партитура будет использована почти полностью, сокращения — буквально на пять минут, тот эпизод, где Джульетта обычно бежит с развевающимся плащом. Вся трагическая история сохранена. Но в прежних хореографических версиях, а я видел много, и среди них немало хороших, не чувствовалось аромата Италии, средиземноморского духа. Мне хочется привнести в танец запах жасмина, моря и апельсинов.
— Вы известны как мастер одноактных бессюжетных балетов. Но в последнее время у вас появился интерес к большим спектаклям с историей? Сначала «Спящая», теперь «Ромео»...
— Это балеты для большой труппы, что важно для Михайловского театра. После «Спящей красавицы» страх перед большими сюжетными балетами у меня пропал. Горе тем зрителям, которым это не понравилось (смеется), потому что, возможно, в следующем году я сделаю «Щелкунчика». А историю Ромео и Джульетты мне хотелось бы рассказать, но через танец, а не через пантомиму. С сюжетным балетом работать сложно, нужно все время помнить об истории, которую рассказываешь. Это налагает ограничения. Но мне нравится.
— Как выбираете музыку?
— Не я выбираю музыку, она выбирает меня. Постоянно слушаю записи, очень люблю композиторов эпохи барокко. И в какой-то момент понимаю, что вот это или это меня зацепило.
— Как вы, пожив в России, ощущаете русскую культуру и нашу балетную традицию?
— Поскольку я работаю в академической труппе с классическими традициями, я не считаю, что могу как-то объективно ее оценивать. Ведь я внутри ситуации, а не снаружи. Но я наслаждаюсь работой с прекрасными артистами. Честно говоря, до приезда в Петербург думал, что будет гораздо больше проблем. И да, традиция влияет, здесь другие исполнители, с иной профессиональной подготовкой. Мой балетный словарь во многом изменился, как и способ работы, и репетиции. Кроме того, в Мадриде я был главой небольшой компании, а здесь ощущаю себя частью большого театра с оркестром, оперой и балетом, со всеми службами. Есть разница между тем, чтобы работать на себя или на имя театра. Это большая ответственность и большая честь.
— В России вам не приходится думать о кассе и о прокате площадки...
— Да, здесь действительно не нужно делать все самому, но я хочу быть в курсе всех финансовых и организационных вопросов. Когда, к примеру, нужно сделать костюмы дешевле или договариваться с импресарио о гастролях, я держу руку на пульсе.
— По отношению к классической труппе Михайловского театра модернистский хореограф Дуато словно профессор Хиггинс в пьесе Шоу, который учил цветочницу говорить на новом для нее языке...
— Настоящие изменения можно будет оценить только через пять-шесть лет. Нам с артистами нужно понять друг друга не только на профессиональном, но и на человеческом уровне. Несмотря на различия в исполнении, структура моих балетов останется неизменной, но в Михайловском театре, у классических артистов, мои постановки стали как бы более легкими, более невесомыми. Мне интересно соединение южной и северной культур. И важно понимать: где бы мы ни жили, мы все люди, и различия между нами не глобальны. Но я пока не предлагаю Петербургу мадридские работы последних лет: для этой труппы они слишком сумасшедшие.
— Как вы относитесь к русской балетной Испании? Например, к балету «Дон Кихот»?
— Испания — это не только коррида и крики «оле, оле!». Это исторический конгломерат, в который входит римское, греческое, еврейское, арабское, кельтское и цыганское влияние. «Дон Кихот», по-моему, очень странный спектакль. И история, и музыка не очень. Хотя, конечно, если танцуют зажигательно, это интересно смотреть. Даже стереотипные представления об Испании можно передать изящно, и Мариус Петипа, который придумал этот балет, хорошо знал испанский танец. Мне больше нравится его гран-па из «Пахиты» — там элегантная хореографическая работа и Испания не показана так дешево.
— А нет ли у вас желания самому сделать комедийный балет на родные темы? Есть же пьесы великих испанских драматургов, например Лопе де Вега...
— Когда испанец ставит балет на испанские темы, он чересчур много знает. Тут есть опасность. Лично я звук кастаньет даже слышать не могу. И «Кармен» не решился бы ставить, потому что слишком хорошо понимаю, о чем там речь. Ведь все, кому не лень, уже обработали эту тему.
— Что вы будете ставить вне Михайловского театра?
— Я намерен активно сотрудничать с Академией русского балета им. А.Я. Вагановой. Буду делать балет для четырех солистов — троих студентов из Петербурга и одного из московской академии. Это балет Na Floresta («В лесу»). В январе 2013 года моя сестра как мой ассистент приедет репетировать. В этом сезоне делаю спектакли в оперных театрах Осло, Гонконга и Рима. Потом еду в Нью-Йорк — работать с компанией Марты Грэм. Это падекатр, танец для четырех мальчиков на музыку Арво Пярта. Затем он будет показан в Михайловском театре.
— Какими чертами кроме таланта должен обладать хореограф? Вот про вас говорят, что вы на репетициях никогда не повышаете голос, — фантастически редкое явление у нас в стране...
— Я лишь в последнее время начинаю верить, что я хореограф. Иногда думаю: уже 20 лет работаю, поставил 70 балетов. Наверное, действительно можно меня так назвать. Настоящий хореограф должен любить проводить время с людьми и хорошо их чувствовать. Что касается голоса, то не очень понимаю, зачем кричать. Я просто объясняю артистам задачу. Крик — признак неуверенности в себе. Вспоминаю свой многолетний опыт с лошадьми. Верховая езда многому учит, например тому, что чем больше ты кричишь, тем меньше лошадь слушается и тем больше нервничает. В конце концов она просто перестает тебя уважать.
17.10.2012
Майя Крылова