Жером Каплан: ностальгия по ар-нуво

22 октября 2013

Жером Каплан: ностальгия по ар-нуво

Жером Каплан: ностальгия по ар-нуво

Предложение работать над «Щелкунчиком» вместе с Начо Дуато я принял с огромным удовольствием. Именно здесь, в Петербурге, этот балет родился и впервые был показан. Для художника не может быть лучшего места, чтобы представить свою версию спектакля. Прежде я уже трижды делал «Щелкунчика», дважды в содружестве с хореографом Жаном-Кристофом Майо, причем в Монако мы сделали «Щелкунчика» в цирке.
Я очень хорошо знаю «Щелкунчик», который идет на сцене Мариинского театра; этот же спектакль перенесен на сцену театра Шатле. Я посчитал, что интересно будет поместить действие в годы, непосредственно предшествовавшие русской революции. Этот период мне кажется очень интересным, это был момент, когда общество очень резко менялось. 1914 год — это узловая дата, тогда в России, в Европе, вообще в мире со всей определенностью произошел переход из XIX в XX век.

История «Щелкунчика» происходит в буржуазной семье в канун рождественских праздников. Мы видим юную девушку, девочку — «Щелкунчик» возникает из ее сновидений. Но прежде идут бытовые сцены — праздничный вечер в богатой семье. Тогда в России был период расцвета ар-нуво. Я очень обстоятельно изучал этот стиль, старался найти различия в линиях, в эстетике ар-нуво в России и в других странах. Мой прадедушка интересовался этим стилем; художник-декоратор, он участвовал в движении, центром которого была знаменитая школа Нанси — школа декорационно-прикладного искусства, работал вместе с ее основателями Жаком Мажорелем и Эмилем Гале в 1900-х годах. Это тот период, который в моей семье знают неплохо, и мне интересно обратиться к нему и по этой причине тоже.

Время, предшествовавшее первой мировой войне, это точка перелома эпох. С одной стороны — Чайковский, а с другой — уже практически современность, и то и другое близко. Костюмы по своей эстетике еще не успели сильно отдалиться от XIX века, но уже можно предвидеть появление такого художника, как Начо Дуато, — современного, актуального хореографа. Мне, как сценографу, нужно найти точку равновесия, баланс между прошлым и современностью, между танцем и музыкой. Что бы мы не думали, но балет — это, прежде всего, музыка и танец. Что касается моего ремесла, я всегда считал, что моя главная задача — это создать подходящую упаковку, окружение, которое выявляло бы максимально ценность музыки и танца. Это непросто. Есть вещи, которые красивы, выигрышно смотрятся, но еще важно, чтобы они не стесняли хореографию. Основываясь на этом, я искал новое видение «Щелкунчика».

Первая сцена — это интерьер дома Маши (или Клары, как иногда называют героиню), богатый, в стиле ар-нуво, но вместе с тем сдержанный, светлый. Потом мы перемещаемся в пространство сна, в другой мир. В «Щелкунчике» всегда проблема найти эстетический переход между двумя мирами, я выбрал эстетику «папье декупе» (резаной бумаги). Она подходит и для реальности, и для новогодней сказки. Каждый акт должен иметь собственный характер, должна ощущаться разница двух миров, но в единых эстетических границах. И прием «папье декупе» — это очень по-детски и это очень отличается от реальности. Это сильная эстетическая позиция, которая определяет все направление. Если в «Щелкунчике» нет существенных отличий между первой картиной и последующим действием в мире снов, мне кажется, это стесняет балет. Очень важно их отличать — реальность и мечту.

Во втором акте важную роль сыграют предметы, сделанные в технике «папье декупе», которые помогут оттенить характер каждого танца. Веер — он появится во время испанского танца; зонтик — очень большой зонтик, если сравнивать его размер с ростом персонажа; змей, или восточный дракон, — он будет прогуливаться по сцене во время восточного танца, он тоже из бумаги и с позолоченными боками. По духу второй акт будет очень отличаться от первого. Еще одна причина, по которой я выбрал ар-нуво, связана с тем, что действие происходит в Петербурге, а русские, я заметил, испытывают ностальгию по дореволюционным временам. И иностранцы, которые сюда приезжают, тоже испытывают это чувство и ищут свидетельства той эпохи. Прекрасно было бы в театральной постановке вернуться в это время, которое, мне кажется, по духу очень соответствует музыке Чайковского.